Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А с каким восторгом, с каким взволнованным изумлением услышанному от правофлангового нашей советской и всей мировой литературы, тщательно запоминая каждую его фразу, каждую реплику, размышляли о своих встречах с ним те, кому посчастливилось это в годы своей писательской молодости… Анатолий Иванов и Вл. Фирсов, Юрий Сбитнев, Вас. Белов, Юр. Куранов и Г. Машкин, Гулрухсор Сафиева, Ф. Чуев, Л. Васильева, Александр Проханов… Каждый из них, понятно, очень и очень несхож друг с другом и манерой творчества, жанровыми и творческими привязанностями, школой письма и стилистики, и литературными своими истоками, не говоря уже о разрабатываемых темах… Но и как много общего. А это прежде всего отличительное стремление быть на гребне жизни и честно служить времени и народу.
…Шолохов и Серафимович! Многое по-новаторски смело и удивляюще неожиданно влилось их творчеством в сокровищницу советской литературы. Отчасти вероятно, что каждый из них смог бы прожить и творить сам по себе, порознь. Только в таком случае не стало бы радости и пользы ощущать, что наша социалистическая культура познала опыт их мудрого содружества и имеет благодаря им идеальный — разве не так?! — пример истинной заботы о становлении литературной смены.
Хроника пятая
…Комиссары. Померкнуть ли когда-либо волнующему ореолу их деяний, когда в самых крутых схватках за революцию, Советскую власть и души людей самым надежным оружием избирали Слово!
По-разному становились комиссарами. Вспомним двух из них. Дмитрий Фурманов родился в семье, что вышла из обездоленных крестьян, рос и начинал учиться в Иваново-Вознесенске, городе революционных ткачей, и путь его к большевикам определился скоро. Лариса Рейснер пришла в партию из профессорской семьи, преодолев влияние столичной эстетствующей литературной среды. Гражданская война запечатлелась в их биографиях и боями и книгами.
В воинском звании комиссаров или политруков мобилизовали себя и свое перо с первых часов Великой Отечественной многие писатели и журналисты. Михаил Шолохов носил в петлицах знаки отличия полкового комиссара…
Двум газетчикам присвоено звание Героя Советского Союза. Это Цезарь Куников и Сергей Борзенко.
Еще один политрук среди тех двухсот, что удостоены звания Героя. Его имя легендарно увековечено в памяти смертным, но победным боем за Москву в ноябре грозного для страны 1941 года. Еще до войны он оставил след своего страстного отношения к жизни на страницах газеты, с гордостью исполняя беспокойные обязанности рабочего корреспондента…
Штык и перо
Ведь мы такими родились на свете,
Что не сдаемся нигде и никогда.
Из песни довоенной поры
Прошу прочитать далее следующие письма не спеша и вдумчиво.
Это поможет представить образ того, кто писал их и кому, собственно, посвящено наше повествование. При этом надо, конечно же, знать: автор писем ничуть не предполагал, что его обращения только и только к семье станут со временем документами истории.
Это поможет представить облик времени, которое уже тогда, в сущности, было историей. В том числе, как понимаю, и потому, что она вобрала в себя жизнь и смерть человека, способного подтвердить свою сугубо личную, совсем не для посторонних исповедь-переписку делом во имя Отчизны.
И за будущее дочки
Ухожу я на войну.
Обозначим это посвящение, выведенное прямо по лицевой стороне фотографии, документом первым. На снимке отец и дочь. Ему тридцать первый год. Ей три года и неполных восемь месяцев. В стихотворении благородное знамение отцовского и — воедино! — гражданского долга.
Дата — 1941 год, 16 августа. До отправки на фронт всего лишь месяц назад созданной в Алма-Ате 316-й пехотной дивизии комдива И. В. Панфилова оставалось два дня.
Документ второй — строки из письма жене и дочери за день до прибытия дивизии на оборону Ленинградской области:
«Здравствуйте, мои любимые Ниночка и Эличка! 24.VIII приехали в Рязань, сегодня вечером будем в Москве. Враг совсем близко. Заметно, как по-военному летают наши „ястребки“… Хочется — чертовски — побить паразитов.
…Много мы проехали городов, деревень, сел, аулов и станиц, и везде от мала до велика от души приветствовали нас, махали руками, желали победы и возвращения. А беженцы просили отомстить фашистам за то, что они издевались над ними. Я больше всего смотрел на детей, которые что-то лепетали и махали своими ручонками нам. Дети возраста Элички и даже меньше тоже кричали и махали руками и желали нам победы.
…Гитлеру будет та же участь, какая постигла Бонапарта Наполеона в 1812 году.
Наш паровоз повернул на север, едем защищать город Ленина — колыбель пролетарской революции. Неплохо бы было увидеть брата и племянника или племянницу.
Настроение прекрасное, тем более что я всем детям обещал побольше побить фашистов. Для их будущего (конечно, прежде всего для своей дочки) я готов отдать всю кровь капля за каплей. В случае чего (об этом я, конечно, меньше всего думаю) жалей и воспитывай нашу дочку, говори ей, что отец любит ее и за ее счастье… (многоточие автора письма. — В. О.).
Конечно, вернусь я, и свою дочь воспитаем вместе. Целую ее крепко и здорово соскучился за ней, конечно, и за тобой, и тебя целую столько же и так крепко, как и Эличку…»
Документ третий — строки письма с датой 7 ноября, за десять дней до бессмертного подвига:
«…Мое подразделение считается лучшим в части. Буду стараться, чтобы быть героем с присвоением звания Героя».
Документ четвертый — письмо в Алма-Ату тоже за 7 ноября, но вот домой оно пришло как еще живой свет теперь уже навсегда ушедшей звезды и было прочитано после гибели отца и мужа:
«Милая жена и любимая дочь! Ваш папа жив, здоров, неплохо воюет с немецкими извергами.
Нинуся, я вчера вкратце написал вам о награде и поздравил вас с праздником. Сегодня можно описать подробно. Представили меня к правительственной награде за боевые действия — к боевому ордену Красного
